Максим Ермолаев: «По дороге наш командир случайно застрелился ...»
Татьяна ЛИТЕРАТИ, "Про Захід" (Западный Бандерлянд-«Украина»)
Ужгородцу Максиму Ермолаеву – всего 25 лет, а он уже успел пережить войну, плен у сепаратистов, издевательства, голод и страх перед тем, что уже больше никогда не увидит родных.
24 сентября прошлого года он вернулся домой после 27 дней в плену. С тех пор с журналистами на тему войны ни разу не общался, однако, теперь, когда те ужасы немного забылись, согласился."Капитан выстрелил себе в голову просто в купе поезда"
В день, когда мы встретились с Максимом, он как раз получил документы участника боевых действий. Это через 10 месяцев с момента возвращения домой. Из армии парень демобилизовался, говорит: свое уже отслужил - больше не хочет. Тем более, что сепаратисты ему понятно объяснили: еще раз попадется в их руки, обменивать не будут - сразу выпустят кишки.
«9 апреля прошлого года мне пришла повестка. Я не прятался, сразу пошел в военкомат. Там меня распределили в 51-ую механизированную бригаду и сказали, что забирают всего на 10 дней. Что несколькими днями это все не обойдется, я понял уже тогда, когда нас автобусами доставили в Владимир-Волынский. Там мы жили в старой заброшенной воинской части, спали на полу на матрасах. Я спал на восьми составленных вдоль табуретках.
Через 5 дней нас отправили на полигон. Учений, как таковых, не было. С автомата дали выстрелить всего 4 патрона, а так мы целыми днями лежали в поле. Меня вообще назначили санинструктором, хотя во время срочной службы я был пулеметчиком и в медицине вообще не разбирался. Когда увидел те аптечки древние, которые нам выдали, чуть не потерял сознание! Там были только бинты, жгуты и "зеленка". Как мы этим должны спасать солдат на войне - никого не интересовало.
После "учений" на полигоне нас посадили в поезд и отправили в Донецкую область. По дороге наш командир случайно застрелился. Он сидел в купе с бойцами и показывал им, как разбирать и собирать пистолет. Собрал, почему-то приложил себе к голове и выстрелил. Не знаю, намеренно или случайно, но скорее всего произошло это по неосторожности. Это еще хорошо, что никто в вагоне не пострадал. Я ехал через несколько купе, услышал выстрел и сразу прибежал. Это была первая смерть, которую видел на этой войне.
"После Волновахи в 51-ой бригаде поднялся бунт"
Наша база на Донетчине находилась в Новоукраинке. Бойцов же разбросали по блокпостам. Я служил в группе быстрого реагирования 3-го батальона, тогда же побывал в первых боевых столкновениях и под обстрелами. Из наших тогда многие умирали, потому что мы были полностью не готовы к боям. Например, мне выдали старую форму, каску 1947 года и неудобные берцы. Бронежилетов не имел никто, техники не хватало и она постоянно ломалась. После того, как под Волновахой 22 мая погибло 18 наших бойцов, на базе 51-й бригады в Новоукраинке начался бунт. Солдаты говорили, что не намерены воевать голыми руками.
После скандала пятьдесят первую бригаду вывели из зоны АТО и направили на полигон "Широкий Лан" в Николаевской области. Там нас уже тренировали нормально, показали, как грамотно обустроить блокпост, дали пострелять из различных видов оружия, провели медицинскую подготовку. В июне же снова отправили на войну. На этот раз в Рубежное, а затем в Северодонецк. Северодонецк как раз зачищали от сепаратистов, там впервые пришлось оказывать медицинскую помощь. Причем это был мирный житель, дедушка, который толкал велосипед, и от шока даже не понимая, что с его руки вырван кусок мяса. Помню, как у меня тогда руки тряслись, но, кажется, все сделал правильно.
После Северодонецка мы должны были идти на Лисичанск, но это было уже сложнее, так как все мосты через Северский Донец были взорваны. Поэтому на Лисичанск с другой стороны отправилась 24 бригада, его и освободила. Нас же отправили в Донецкую область - под Старобешево и Иловайск.
"Мы пошли искупаться, а попали под обстрел "Ураганов"
Именно недалеко от Старобешево я впервые попал под обстрелы "Ураганов" и скажу честно: вряд ли я когда-то еще испугаюсь так, как тогда. Мы пошли искупаться на пруд неподалеку позиций. Не взяли с собой ни касок, ни бронежилетов. И вдруг посреди кукурузного поля услышали странный звук, которого не забуду никогда. Далее был мощный свист, вспышка с черным дымом в воздухе, а затем вокруг все, как в фантастических фильмах, начало взрываться, а в воздух взлетали куски кукурузы и земля.
Мы, фактически голые и босые, не имели никакого укрытия. Увидели рядом небольшой ров, попадали туда и шептали "Отче наш", пока обстрел не закончился. Уже потом знакомая местная девушка, тетя которой жила в России на самой границе с Донецкой, сказала нам, что "Ураганы" запускали с территории России ( а что еше может сказать знакомая неизвестная и ее тетя?Что из Украины запускали? – ред.).
Девушка была едва ли не единственной, кто тогда открыто выступал за Украину. Она нам много помогала, из-за чего потом пришлось бежать из родного дома, потому что сепаратисты на нее охотились. Большинство же людей откровенно нас ненавидели. Это очень тяжело морально. Как-то мы ехали колонной через село, а люди (преимущественно пенсионеры) отовсюду кричали, что мы убийцы, фашисты и приехали стрелять в их детей. Было очень неприятно, хотелось как можно быстрее проехать их, чтобы не слышать этих слов (здесь парень явно не лжет. – ред.).
Так я воевал до 24 августа. Мы тогда держали позиции на краю села Зеркального на территории заброшенной фермы В тот день увидели издалека в бинокли танки, которые к нам приближались. Долго не могли понять: то наши или нет, потому что на них тоже были какие-то белые отметки. Командование четкого плана действий не дало, сказали ждать. Мы и дождались уже до того, что танки русских (это он правильно пишет: русских. 87% насления Украины – русские: читайте данные Гэллапа. – ред.) приблизились к нам слишком близко. Идти против них в бой мы не имели возможности, поскольку у нас был всего один танк против их, как минимум, 15-ти.
Тогда у нас сложилось впечатление, что они очень четко знали размещение всех наших позиций. По нам открыли огонь, обстреливали из всего, что можно, два дня. Мы прятались в окопах, а командование по рации только передавало: «Держитесь, подкрепление к вам идет».
Забегая вперед скажу, что так к нам никто и не пришел. Тогда было очень страшно, мы даже валерьянку из большой банки пили, чтобы успокоиться. Не помогало.
Несколько наших ребят попытались вырваться, но их расстреляли. В целом же в окопах на той ферме засели 90 бойцов 51-й. На третий день нам всем поставили ультиматум: или сдаемся в плен, или по нам откроют огонь из минометов. Мы единогласно согласились и потом поняли, что сделали правильно, потому что в "зеленке" рядом увидели скрытыми уже десятки танков и БМП. Подняв руки наверх, мы вышли из окопов. Пленили нас россияне, насколько мне известно, из Пскова (они ему ПАСПОРТА показали. Как Потрошенке. – ред.). Вывезли в поле, где мы просидели несколько дней. Мы ели и пили арбузы, которые там росли.
Россияне, которые нас охраняли, не скрывали, что они – военные, и считали себя героями. Мы с ними пытались говорить, объясняли, почему мы здесь. Возможно, у кого-то из них сомнения после этих разговоров и появились, но большинство были убеждены, что делают доброе дело.
На третий день нас посадили в большие крытые грузовики и куда-то повезли. Через дыры мы видели, что ехали сначала по бездорожью, а потом вдруг выехали на шоссе уже в России. Это мы поняли по тому, что у машин были российские номерные знаки, а на дорогах стояла их полиция. Два часа мы ехали по трассе, а потом снова сошли на бездорожье. Через такой круг нас привезли в Снежное. Там поселили в гаражах на территории райотдела милиции. Спали мы на земле, потом раздобыли несколько матрасов и одеял. Там я после тех арбузов поел кусок хлеба с колбасой. Так вкусно было! Но потом кормили нас не очень хорошо (не «Арагви» - обидно.- ред).
Каждое утро в шесть или семь часов нас выводили на работы. Незадолго до этого, 15 июля, авиация разбомбила в Снежном налоговую и две многоэтажки. Не знаю, это наши ошиблись, или как это произошло... Вот нас отправляли расчищать завалы. Работа была физически очень тяжелая, еще и пыли вокруг столько, что дышать нечем. Спасало лишь то, что нас тогда хорошо кормили (так как все-таки? – ред). Был там такой сепаратист, заместитель председателя Снежного дядя Федя. Так он к нам нормально относился, позволял по несколько порций супа брать (и даже не обливал их бензином и не поджигал, как у карателей принято поступать с ополченцами. – ред).
Потом ездили на поле неподалеку, где наших разбомбили (тут брешет: у ВСН нет авиации. – ред). Там поле было черное, а наши, отступая, оставили много боеприпасов, которые мы грузили для нужд сепаратистов.
Тогда нас уже охраняли ДНР-овцы. Среди них действительно много "зэков" и наркоманов. Те, охранявшие наши гаражи, даже не скрывали, что они бывшие заключенные. И по речи специфической это слышно хорошо. Если россияне нас не били и не унижали, то уже тут отношение к нам было совсем другим. Они очень любили стать над нами и морально давить (почему не физически? У зэков именно так принято. – ред). Говорили, что мы уроды, как только нас мамы родили таких на свет божий, как они бы нас вырезали всех. Одного десантника постоянно унижали, говоря, что он не должен был сдаваться, что он не заслуживает даже называться десантником. Одно, что не били ( а надо было?- ред).
Так в плену прошло 27 дней. За это время часть наших ребят обменяли, поэтому появилась надежда на то, что и меня могут оттуда забрать. Несколько раз сепаратисты позволяли мне позвонить домой. Это была такая любезность в обмен на то, что мои родные пополнят счет телефона на определенную сумму, например, на 10 гривен. Я знал, что мама оббивает в Ужгороде все пороги, ходит и в военкомат, и в СБУ, и даже собиралась ехать меня забирать на Донбасс. Я ее отговорил.
А в один прекрасный день к нам подошли, назвали несколько фамилий, среди них и моя. Нас посадили в автобус, повезли в Донецк, а оттуда на какой-то блокпост. Там было полно журналистов с камерами, ОБСЕ, военные с обеих сторон. Потом нас повезли в Краматорск, накормили, дали покурить. Потом повезли в Харьков, где мы уже наконец помылись, подстриглись, выспались. Я был такой худой, что не узнавал себя!
Что изменилось для меня после плена? Я стал более уверенным в себе, потому что никогда не думал, что способен выдержать такие испытания. Сплю я спокойно, но начал пугаться фейерверков.
А еще, когда приехал, очень злился на то, что здесь люди спокойно ходят по дискотекам и праздникам, а там люди на войне погибают. Это несправедливо.
Источник - "Про Захід"